В интервью корреспонденту журнала «Эксперт» (№ 39 (869)) председатель Финансово-хозяйственного управления Московского Патриархата епископ Подольский Тихон рассказал о программе строительства 200 православных храмов в Москве.
— В Швеции не так давно была принята своя программа — перепрофилирования храмов, так сказать, из учреждений культа в учреждения культуры. В целом в Европе храмы, конечно, не разрушают в таком количестве, как было у нас, но закрывают, меняют их предназначение, поскольку посещают их мало… И у нас наверняка есть люди, которые резонно скажут: надо строить какие-нибудь высокотехнологичные центры, а то вы строите церкви и будете всегда бедны. А тут план 200 храмов построить. Не идем ли мы вразрез с теми тенденциями благополучного общества, которые наблюдаем на Западе, в Европе?
— У России всегда был свой путь. Для русского человека материальное никогда не было важнее духовного. А благополучие европейского общества — понятие относительное. Европа своим расцветом обязана христианству, а сегодня храмы перепрофилируют, и ведь не только в учреждения культуры. И этот процесс продолжится. Смена цивилизаций в Европе уже началась. Мусульмане сейчас более сильный народ во многом благодаря своей религиозности, они — растущий народ Европы, а нынешние европейцы — убывающий. Сначала они стали позже жениться, меньше детей рожать. Теперь вот глубокое падение к повальному увлечению однополыми отношениями, от которых, как известно, детей не бывает. Это ведь уже на наших глазах начавшийся естественный процесс исчезновения европейской цивилизации. Не надо быть ни пророком, ни футурологом, чтобы вполне определенно сказать: если народ не рождает потомства — он вымрет. Параллельно с потерей своих духовных корней и погоней за сомнительными с точки зрения вечности идеалами демократии европейские государства теряют и национальную идентичность. И поэтому становятся вотчиной другой цивилизации, другого народа, другой культуры. Столыпин отлично сказал, что народы, забывающие о своих национальных задачах, гибнут, превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы. Вот у России как раз больше шансов не стать в обозримой перспективе наземом. Возрождение духовности — неотъемлемая часть возрождения национального достоинства и самосознания.
— Московские храмы, конечно, переполнены, и тем, кто туда ходит, ясно, что нужно строить еще. Но способны ли мы этот проект осуществить? Не есть ли это некий мираж, а будет десяток-другой, и всё?
— Начало программы было положено в 2009 году, и точку невозврата мы уже прошли. На 42 участках построены временные храмы-часовни, там есть церковные общины, в которых бьет ключом духовная жизнь, там уже совершают Таинства Крещения, Венчания, уже работают воскресные школы, идет сбор средств на капитальные храмы. Восемь капитальных храмов уже построены, 15 планируются к сдаче в 2013 году. Более десятка проектируются. Главное, что есть много, очень много людей, которые образуют новые общины, процесс абсолютно необратим.
— И кто их строит, на какие деньги?
— Все храмы строятся исключительно на пожертвования, которые в приходят в Фонд поддержки строительства храмов города Москвы каждый день и от физических лиц, и от организаций. Есть организации, которые практически полностью финансируют строительство и одновременно являются подрядчиками. Тысячи людей жертвуют от своего достатка, и их имена мы записываем для того, чтобы о них совершалась молитва. Сколько будут стоять храмы, столько будут молиться о тех, кто внес свою посильную лепту на их строительство. И 200 лет, и 300. Даже малая жертва на строительство храма делает человека причастным истории и, скажу больше, вечности, которая, как вы знаете, бывает благополучная и ужасная. Он становится благоустроителем святого храма.
— У вас уже все 200 участков размечены?
— Нам предложено даже несколько больше, с резервом, ведь не все участки пройдут согласования. Сначала мы смотрим, подходят ли они, потом специалисты изучают их с разных сторон, смотрят геоподоснову, геологию, проектировщики размещают храмовый комплекс на участке и так далее, и потом участок выставляется на публичные слушания и на согласование муниципальных собраний. Мы обязательно учитываем мнение людей. Очень отрадно, что, если даже участок не проходит через публичные слушания, люди никогда не говорят «не нужен храм», они всегда предлагают другое, более удобное, красивое, достойное для Божьего селения, для Божьего храма место. По сути, в выборе участков вся Москва помогает нам. Только немного жаль, что недобросовестные люди пытаются порой заработать себе сомнительную политическую популярность на этом вполне рабочем процессе. Но их, к счастью, все меньше. Просто все уже в лицо знают эти небольшие группы радикально настроенных против строительства храмов. Те, кто против храмов, как правило, и против государства, против того, чтобы Россия была сильной и независимой.
— Может получиться так, что выделен участок, да нет общины, не назначен даже настоятель?
— Это параллельные процессы. Иногда общины даже раньше появляются. Во многих местах давным-давно существовали общины, желавшие восстановить разрушенный храм, но все не получалось преодолеть бюрократические препятствия. Назначение настоятеля — очень важный процесс. Батюшка должен быть не только добрым отцом своей пастве, но и многое уметь — и средства собирать на строительство, и проследить за его ходом. Викарные епископы, помощники Патриарха, представляют ему уже глубоко осознанное решение о назначении настоятеля на тот или иной приход. Сначала кандидатуру рассматривают на уровне благочиния, потом викариатства, и только после всеобщего согласования мы подаем Патриарху информацию, чтобы он, рассмотрев, принял решение.
— А если, допустим, где-то есть участок, строительство запланировано, но там не набирается достаточное количество активного православного народа, чтобы организовать общину?
— Вы знаете, таких случаев нет, потому что, собственно, само появление храма на том или ином месте продиктовано желанием людей, которые хотят видеть на этом месте храм. Все с людей начинается, с их желания, с проявления их воли. Да и мыслимое ли дело, чтобы в стотысячном московском районе, где люди в абсолютном большинстве крещены, не нашлось сто-двести активных, чтобы составить начало церковной общины.
— Просто мы в Москве привыкли: земля настолько большая ценность, что, где она есть, там и строим.
— Нет. Здесь иначе. Начинаем с желания людей, которые хотят строить храм. Это письма, обращения, устные просьбы, многие участки имеют исторические привязки. Не просто Москомархитектура и префектуры предлагают участки, а мы начинаем строить. Все предложения согласуются с пожеланиями людей, которым предстоит стать членами новых приходов, благоустроителями, благоукрасителями. Строим ведь на пожертвования, поэтому необходимо не просто согласие людей, но их стремление активно участвовать в процессе строительства.
— А в центре вы собираетесь строить?
— Нет, Центральный округ не является приоритетным в нашей программе, поскольку там вполне достаточно храмов, а также по той причине, что подавляющая часть москвичей все-таки живет на окраинах. Москва в разы выросла за годы советской власти. Строим там, где храмы реально нужны. Где население 70 000 человек или даже 100-180 тысяч, а храма ни одного или один-два маленьких, бывших сельских, которые, конечно, не решают духовных потребностей москвичей.
— Есть ведь, наверное, какие-то целевые пожертвования, а есть нецелевые. Кто принимает решение, что на такой-то храм мы дадим часть этих нецелевых пожертвований?
— Так и есть. Все средства подразделяются на две категории. Средства, направляемые на фонд, на его работу, и средства, направленные целевым образом, на конкретный храм. У фонда, к слову, пока оплачиваемого аппарата сотрудников нет. На безвозмездной основе пока люди трудятся. Когда мы говорим об общих расходах, имеется в виду оплата работ, относящихся к проекту в целом: отбор и согласование участков, всевозможные экспертизы, предпроектные работы.
— А кто является заказчиком — фонд или местная община?
— Заказчиком строительства является Финансово-хозяйственное управление Русской Православной Церкви.
— Получается так, что сейчас все храмы, которые строятся в городе, входят в программу? Или нет?
— Нет, отчего же. Есть проекты, которые вне зависимости от программы осуществляются. Их совсем немного, но есть.
— Вы знаете, судя по Вашим словам, ситуация в целом выглядит в общем удовлетворительно. Так ли это? Я имею в виду, насколько программа обеспечена средствами, насколько активны благотворители?
— Я не делал бы вывода, что на сегодняшний день финансовое положение удовлетворительное. У нас, скажу прямо, недостаточно средств. Если было бы достаточно, строительство шло бы гораздо быстрее. У нас ведь приход за приходом образуется, люди молятся буквально под открытым небом. Все хотят построить быстрее, и строить быстрее надо, чтобы строительство не доставляло неудобств большому городу. Но так уж получилось, что духовная составляющая проекта возрастает быстрее, чем материальная. Я хотел бы, если это возможно, обратиться и к вашим читателям. Прошу всех и каждого принять посильное участие в нашем общем деле возрождения веры, возрождения памяти о святынях, которые были утрачены в годы лихолетья. Любая посильная для вас лепта очень дорога и ценна в очах Божиих, если подается от всего сердца. Это ведь беспрецедентный для родной истории проект. Никогда еще мы не строили так много храмов одновременно. И уже очень давно мы не имели столь великого общего дела.
— А вы что-то еще предпринимаете в плане информирования?
— Мы организовали сайт программы — 200hramov.ru. Там есть вся актуальная информация о ее продвижении. Почти у всех новых приходов есть сайты, есть уже достаточно большой пул журналистов, постоянно освещающих программу и в светских, и в церковных СМИ. Сейчас вот телепроект запустили в сотрудничестве с прекрасными профессионалами телеканала «Москва 24». Теперь столичные жители увидят своими глазами ход строительства храмов не только рядом со своим домом, но и по всему городу. В каждом выпуске — новый храм: историческая справка, комментарии архитекторов, строителей, знакомство с настоятелем и общиной.
— Хорошо, а вот такой вопрос. Когда я впервые об этой программе узнал, то от людей вполне благожелательно настроенных, отнюдь не стремившихся критиковать сам факт возведения новых храмов, я услышал, что это будут какие-то храмы-модули, некие быстросборные храмы. Что Вы можете сказать по этому поводу, что на самом деле строится?
— Только в самом начале программы на совещаниях говорилось о модульных храмах. Но эту идею почти сразу отмели. Каждый храм, каждая площадка диктует свои требования, и поэтому мы от понятия модульности отошли вообще. Есть проекты на 300-500 человек, но, как бы то ни было, если конструктив и повторяется, то и внутреннее наполнение, и внешнее оформление будут различными. И никаких модульных храмов нет и не было.
— А сколько таких типовых проектов?
— Типовых проектов восемь.
— Не так мало.
— И до 32 вариаций — цветовое оформление, с подклетом, без подклета… Много в работе индивидуальных, единичных проектов.
— Найдено ли вообще понимание того, что такое современный храм в современном городе? Или мы живем в предыдущей архитектурной традиции?
— Искать что-то новое можно, но попробовать себя нужно все-таки в границах того канонического разнообразия, которое опробовано веками, в рамках того, что является бесспорной красотой, величием духа человечества, его мысли, выраженной в зодчестве. Сейчас, когда уже построены храмы в Бутове, на Пятницком шоссе, на Полярной улице, можно видеть, что творческий замысел программы был верным. Это абсолютные ландшафтные доминанты, красота, которой уже радуются люди.
— Среди проектов только один храм прямоугольный, другие имеют в основном крестово-купольную конструкцию. Удобно ли и уместно ли ставить в Москве крестово-купольные храмы, квадратные в плане, напоминающие Успенские соборы во Владимире и в Кремле, но гораздо меньшей площади? Или подобные храму Покрова на Нерли, прекрасному, но вряд ли принимавшему столько прихожан, сколько должна вместить в праздник московская церковь? В то же время традиционная московская церковь обычно в плане прямоугольная, что позволяет принять больше прихожан, и довольно низкая — возвышается лишь колокольня, — что не создает больших отапливаемых и в целом «пустых» объемов. Таковы и лучшие, на мой взгляд, проекты, как, например, храм во имя святых равноапостольных Константина и Елены в Митине. Понятно, что храмы не должны быть одинаковыми, но разве не должны они быть удобными, просторными для прихожан, утилитарными в хорошем смысле слова?
— Перед тем как отвечать по существу, я бы хотел напомнить, что мы ведем речь о глобальном проекте, реализуемом в условиях плотно застроенного мегаполиса в районах не просто архитектурно эклектичных, а во всех смыслах верно называемых спальными. Их строили, чтобы там спали и ели. Следов архитектурной эстетики там не найдешь. Времена были такие. Разрабатывая базовые проекты храмов, нужно было учитывать массу факторов, далеких от изыскания буквальных параллелей с архитектурно более продуманными старыми районами, которые изначально строились вместе с храмами.
Квадратные храмы во всех отношениях лучше отвечают задачам проекта. Они дают больше возможностей делать храмы двух-трехпридельными, в них нет функционально неиспользуемых площадей. Несколько приделов внутри здания храма — это очень важно для густонаселенного района. На одном престоле в один день можно только одну Литургию служить. Когда придела два или три, можно служить две или три Литургии. Сейчас в воскресенье в любом храме 150-200 причастников. А больше и невозможно, люди устают в очереди ждать. И по времени это хорошо. Кому-то перед работой удобнее в храм прийти, на раннюю Литургию. Не всегда ведь праздники на выходные выпадают. С детьми удобнее в девять-десять часов.
При строительстве традиционного прямоугольного храма необходимо предусмотреть притвор, «встроенную колокольню» — площади, которые не используются при богослужении. При равной площади квадратный храм более компактен, его проще привязать к небольшому участку, что немаловажно. Надо понимать, что практически каждый московский участок может стать источником множества неприятных сюрпризов для проектировщика — рисунки подземных тепло-, водо-, газо- и других сетей весьма причудливы. Что касается старинной традиции «малых объемов» для экономии на отоплении, то это вовсе не то, за что надо держаться сегодня. Технологии строительства все-таки здорово шагнули вперед. Хорошие окна, двери, толщина стен, утепление фасадов. У современного даже весьма объемного храма теплопотери в разы ниже, чем у маленького старинного. Ну и топим, слава Богу, не дровами уже. На отоплении много не сэкономишь, а потерять в эстетике можно. Надо все факторы учитывать. Достаточный объем храма с точки зрения эстетики окружающего пространства важен. Мы строим в районах многоэтажных массивов, храм должен быть соизмерим с окружающим городским ландшафтом.
А на удобство для прихожан я бы предложил взглянуть с другой стороны. Одного храма, как сейчас, на стотысячный район мало, но и двух, и трех новых тоже будет мало. Когда мэр Москвы Сергей Собянин, открывая Первый попечительский совет фонда программы, сказал, что двухсот может быть недостаточно, не все, может быть, поняли, о чем он говорит. А сейчас уже жизнь показывает, насколько это немного — один-два новых храма в районе. Только коробку ставим, еще тепла даже нет — а храм уже полон. Так что форма отдельного храма мало влияет на удобство прихожан. И в квадратном, и в прямоугольном храме в спальном районе пока приходится жить прекрасным принципом «в тесноте, да не в обиде».
Прямоугольная форма храма, как и прочие, имеет символическое значение — это корабль спасения. В монастырях они назывались трапезными — по прямому назначению после богослужения. Нехватка места не дает возможности строить такие храмы, но, я согласен, это обогатило бы программу.
— Московская храмовая архитектура на редкость богата формами, традициями, красотой. Те проекты, с которыми мы знакомы, как представляется, не подхватывают эту многообразную традицию, существуют как бы поперек нее. Нет, кажется ни одного проекта, про который можно было бы сказать: да, это точно московская церковь. Это намеренный уход? И еще: многое в красоте русских церквей определяли мелкие детали, а современные проекты показывают нам ровные стены, дополняемые лишь крупными линиями. Такова современная тенденция, стиль?
— Храмы — всегда отражение истории. В малых городах это особенно видно. В Ярославле и Тутаеве храмы в основном расписные, многоцветные, резные, а в Вологде, в Пскове светлые, скромные, ведь с той стороны варяги нападали. Там мощные стены, маленькие окна, чтобы противостоять в случае нападений, защищая рубежи Отечества. Все без излишеств, купола медные, без золота, можно даже сказать, что с той стороны Россия немного прибеднялась, чтобы не дразнить лишний раз врагов.
А вот понятие «точно московская церковь» мне неизвестно. Москва с точки зрения храмового зодчества — это переплетение эпох, стилей, отражение большой России. Возьмите Ордынку, Данилов монастырь — храмы аскетичные, практически без декора и резных элементов. Собор Василия Блаженного, храм Святителя Николая в Хамовниках — они не определяют стиль, направление, это абсолютные жемчужины, таких не может быть много. Успенский собор отражает свою эпоху — XV век, а Троицкий храм при приюте Бахрушина из резного красного кирпича — свою: рубеж XIX-XX веков.
Те храмы, что строим мы, — это отражение нашего города, нашей эпохи. Лаконичные решения полностью соответствуют территории и времени. Жулебино или Митино, например, ведь тоже трудно назвать «точно Москва». Что у них общего с Остоженкой, Китай-городом? Но это Москва. Другая Москва. Большая Москва рубежа XX и XXI веков. И храмы, которые мы строим, тоже следует рассматривать как стилеобразующие, если хотите. Проект-то наш уникальный. Мы первопроходцы. При всей своей каноничности и традиционной достоверности новые храмы совершенно органичны в окружающем ландшафте. Мы долго не вступали ни в какие пустословные объяснения с многочисленными желающими покритиковать нас. Надо было построить первые храмы, чтобы всем стало очевидно: хорошо, красиво. Уже в двух местах москвичи выбрали новые храмы символами своих районов. Храмы — безусловные эстетические доминанты своих территорий.
И мы ведь еще только в начале пути. Что уж точно характерно для православной Москвы, так это непрерывающийся процесс благоукрашения храмов. Те, что построены сегодня, поверьте, еще будут многажды менять внешний облик, прирастать мозаиками, декоративными элементами, цветовыми решениями. Не стоит думать, что в рамках программы мы строим только «коробку», дальнейшее благоукрашение каждый приход будет делать сам, по своему выбору, по своим возможностям.
— Возможно, Вы не согласитесь с критической направленностью наших вопросов. И все же, по Вашему опыту, современным архитекторам не слишком интересно проектировать храмы? Или действительно таково современное видение? Или многое, если не все, решает финансовая сторона дела?
— Знаете, на проекте вообще нет никого, кому не слишком интересно. Архитекторов ведь никто не заставлял участвовать. За работу взялись только те, кто хотел и мог. Именно в таком сочетании. Мы обратились в крупные институты, которые были способны вытянуть большой проект, а уж там были сформированы подразделения из архитекторов, интересующихся темой и знакомых с ней. Эти люди — профессионалы и энтузиасты. А по-другому нельзя. Храм не всякому дано построить, поверьте.
Церковь консультирует светских специалистов все время. Наши проекты — это плод большого совместного труда. И развитие архитектурной темы продолжается каждый день. А что касается финансовой стороны дела, то она, конечно, имеет значение. Есть приходы, которые заранее начали собирать средства, искать и заказывать индивидуальные проекты. Они вошли в проект с собственной базой, а есть те, которые организовались только что, когда участок определился. Они выбирают из тех проектов, которые, как правило, разработаны в наши дни.
— Наше место в современной архитектуре, прямо скажем, скромное. Может ли новый российский храм стать тем образцом, который мы предъявим мировой архитектуре, подобно тому как храм Василия Блаженного, Покровский собор на Красной площади, до сих пор является символом России во всем мире?
— Если посмотреть на то, что осталось нам от наших благочестивых предков, — это те храмы, монастыри, которые, как правило, связаны с особыми событиями в истории нашего Отечества, в истории народа, царей, императоров, отдельно взятых людей, например благодарных сельчан. И эти события определяли внешние формы, которые сейчас глубоко западают в нашу душу. Тот же самый храм Василия Блаженного, он же храм Покрова Божьей Матери, который Вы упомянули. Он строился многие годы в честь взятия Казани в 1552 году. Потом к нему пристраивались приделы, связанные с рождением первенца в царской семье и так далее. Его архитектурную форму диктовали время и события государственной важности. Точно так же и другие объекты, например обетные монастыри, Николо-Угрешский монастырь, построенный Дмитрием Донским, заложенный в память победы на Куликовом поле. Это шедевр, красота. Когда мы будем связывать творческую мысль с событиями церковно-государственными, особо значимыми, тогда нам будет сопутствовать сам Бог, тогда мы и начнем рождать новые шедевры.
— Вы дали очень сильный ответ, но тогда я спрошу в развитие этого подхода. А события последних 25 лет, начиная с 1000-летия Крещения Руси, и возрождение церковной жизни после очень тяжелых для Церкви лет, не есть ли, по-Вашему, как раз такое великое событие?
— Храм Христа Спасителя есть зримое выражение того, что было совершено за эти годы. Для всего православного мира, для всех Поместных Церквей его воссоздание стало свидетельством того, что Россия жива. Ее дух жив, и выразился он в умении воссоздать то, что было безвозвратно утрачено.
— Что ж, значит, сейчас мы получили символ восстановления связи времен. 200 храмов — это уже, наверное, какая-то новая страница?
— Будем считать новой страницей, которая является продолжением воссоздания Храма Христа Спасителя, потому что мы строим храмы в память о тех, которые уничтожены. И называем эти храмы в подавляющем большинстве своем в память о тех храмах, которые стояли раньше.
— Связанных с этим местом?
— И с храмами, которые в непосредственной близости были, и с теми, что стояли в центре, но восстановить их на исконных местах невозможно. На улице Островитянова мы построили храм Казанской иконы Божией Матери. Его возвели в память одноименного храма, взорванного большевиками. В годы Великой Отечественной войны там проходила линия фронта. Такое вот вдвойне историческое место. А в Нагатинском Затоне возводим храм в честь Святителя Спиридона Тримифунтского в память о безвозвратно утраченной святыне на улице Спиридоновка в центре города. На прошлой неделе я имел честь вместе с супругой премьер-министра Светланой Владимировной Медведевой быть в Восточном округе на месте, где сейчас проходят работы по воссозданию храма Преображенского полка. Того храма, который был взорван 18 июля 1964 года в четыре часа утра. Храм, который отстаивали православные верующие, но который по злому умыслу Мосгорисполкома был взорван. А ведь это место упокоения воинов Преображенского полка. Надо отдать должное нашим архитекторам и инженерам, строителям, которые нашли гробницы, и над ними, сделав все, чтобы их сохранить, начали воссоздавать храм, который раньше там стоял. У каждого строящегося сегодня храма своя история.
— А хватит ли на новые храмы священников?
— Хватит. У нас в первопрестольном граде много хороших и достойных священников, которые готовы выйти на самостоятельное служение, как только Господь призовет их к тому через Священноначалие. Мы стараемся выбирать и предлагать лучших из лучших.
Беседовал Михаил Рогожников
Материал взят с сайта Патриархия.ru